Логан с легкой полуулыбкой наблюдал, как Коди, совершенно не церемонясь, набивает щеки турецкими сладостями. Сам Логан никогда не испытывал особого пристрастия к ним – слишком приторные, слишком навязчивые. Впрочем, это никогда не мешало ему с тайным удовольствием подсовывать большую часть коробки Коди, с каким-то почти нежным умилением наблюдая за этим хаотичным, но неизменно захватывающим процессом поглощения. “Как в него столько помещается? ” – невольно удивлялся Логан, в очередной раз поражаясь безграничной вместимости Коди и его неприхотливости в еде. Кажется, Коди вообще мало о чем задумывался. Он жил здесь и сейчас, руководствуясь порывами и инстинктами, а не сложными логическими построениями. Возможно, именно эта искренняя, неподдельная спонтанность и привлекала Логана больше всего – яркий луч света, пробивающийся сквозь серую пелену его собственного, тщательно выстроенного внутреннего мира, его вечной склонности к анализу и сдержанности.

Когда Коди прожевал и повернулся к нему, одарив своей фирменной, обезоруживающей улыбкой, Логан почувствовал тепло. Давно забытое, почти щемящее, разливалось по венам. Словно старый дом после долгой зимы вновь наполнился еле уловимым солнечным светом. В мимолетном взгляде Коди, в глубине его искренних, по-детски открытых глаз, мелькнуло что-то. Логан рефлекторно попытался это игнорировать. Некая искра, намек, потенциально ставившие под сомнение все его тщательно выстроенные границы. Возможно, лишь сейчас, спустя все эти годы, он позволил себе на долю секунды усомниться. Усомниться в той истории, которую так упорно рассказывал самому себе. Допустил мысль о том, что всегда было у него перед глазами. И то, что он сознательно отказывался признавать – Коди занимает в его жизни место. Гораздо большее, чем он готов был признать.

Не нужно было быть гением, чтобы предположить: Коди за эти годы наверняка накопил немало вопросов, сомнений, обид, которые так и остались невысказанными. В глазах Коди Логан видел не только то неподдельное любопытство, которое всегда его очаровывало, но и что-то еще - едва уловимую тень неуверенности. Там был и намек на ту тихую надежду, которую Коди, вероятно, сам ещё до конца не осознавал. Надежду на то, что их связь, несмотря на все пережитые перемены, все еще способна выдержать испытание временем. Возможно, отъезд Логана в свое время и не стал для Коди трагедией, но неизбежно оставил свой след – легкий налет ностальгии, смешанный с горчинкой невысказанных сожалений. Возможно, сейчас, после стольких лет, они оба инстинктивно пытались нащупать те нити, которые когда-то связывали их так крепко. Пытались оценить ущерб, нанесенный годами разлуки, и понять, осталось ли еще что-то, за что можно ухватиться.

В шутке о “сватовстве” определенно присутствовала доля правды – с традициями, особенно восточными, не поспоришь. Когда тебе слегка за тридцать, и заботливые родственники искренне мечтают о твоем благополучии в виде крепкой семьи, давление ощущается особенно остро. Логан с трудом сдержал легкую гримасу, скорее ироничную, чем раздраженную. Вряд ли Коди мог представить, что за этим стоит. Не то, чтобы на него кто-то оказывал сильное давление, скорее, это постоянное фоновое напоминание о его культурном коде, о тех негласных ожиданиях, от которых, как ни крути, никуда не деться. Он позволил себе лишь легкую, уклончивую улыбку, стараясь перевести все в шутку. Надеялся, что Коди не заметит его мимолетной неловкости, не уловит в его взгляде легкую тень обреченности перед лицом неизбежного. В конце концов, семья – это семья, и, несмотря на разные взгляды на жизнь, он их любил. Просто их представления об идеальном будущем немного… отличались от его собственных.

Когда “Ты был моим Чипом”, – прозвучало из уст Коди, Логан невольно замер, словно его вернули в прошлое одним щелчком пальцев. Это прозвище – не просто слово, а осколок их общего детства, эхо тех беззаботных лет, когда их дружба казалась нерушимой, вечной, как солнце.

Они были как братья, не разлей вода, всегда вместе – исследовали окрестности, строили шалаши в лесу, делили последний кусок пирога. В памяти вдруг всплыла картина: им лет по семь, не больше. Они в самодельных костюмах из старых простыней, с нарисованными углем носами и приклеенными ватой хвостами, носятся по двору, изображая Чипа и Дейла. Логан, конечно же, всегда был Чипом – более собранным, более ответственным, даже в детстве он предпочитал брать на себя роль лидера. Коди, с неизменной легкостью, соглашался быть Дейлом – его хаотичная энергия идеально подходила для роли импульсивного спасателя. Они “спасали мир” от картонных злодеев, строили планы на будущее и клялись друг другу в вечной дружбе под сенью старого дуба, который теперь, наверное, давно спилили. Тогда казалось, что так будет всегда. Что они всегда будут вместе, всегда будут друг у друга. Эта мысль в очередной раз кольнула сердце острой болью – осознанием утраты, пониманием того, что время безвозвратно ушло, оставив лишь осколки воспоминаний.

В звенящей тишине, наступившей после его неосторожного признания, Логан не мог отделаться от навязчивой мысли, что в глазах Коди застыла какая-то невысказанная надежда, что-то похожее на мольбу. Он не мог знать наверняка, о чем именно тот сейчас думает, какие слова вертятся у него на языке, но каким-то необъяснимым образом ощущал: Коди не хочет, чтобы он уезжал снова. Но оба промолчали, каждый в своем коконе неуверенности, боясь нарушить только-только установившееся хрупкое равновесие, не зная, как другой отреагирует, если кто-то из них осмелится озвучить тайные желания и страхи. Коди, проявив свою природную чуткость, быстро подхватил брошенный вопрос, словно почувствовал, что Логан пока не готов к более откровенному разговору.

Рассказ Коди о Дюке, сквозивший легким пренебрежением, вызвал у Логана легкую усмешку. Определенно, Коди не испытывал к Дюку теплых чувств, и Логану стало любопытно, в чем причина. Ведь он, как ни напрягал память, не мог припомнить каких-то серьезных размолвок между ними до его отъезда. Разве что… мелкие стычки, подколки, но не более. Все изменилось, когда Дюк стал встречаться с его сестрой. Тогда же в отношениях Логана и Коди пробежала трещина. Дюк всегда был тем еще типом – самоуверенный, поверхностный, туповатый, но невероятно популярный парень в школе, звезда футбольной команды, мечта всех девчонок. Логан никогда не считал его интеллектуалом, скорее наоборот, но с ним почему-то было легко и просто, как с хорошо отлаженным механизмом. Его ограниченность не напрягала Логана, наоборот, в его компании можно было расслабиться и не думать ни о чем.

В последние школьные годы Логан и сам поддался этой волне перемен. Сблизившись с Дюком, он словно заразился его уверенностью в себе, начал больше заниматься спортом, стал популярнее в школе. Он постепенно выбирался из своей скорлупы тихого и незаметного книжного червя, предпочитающего уютное кресло с книгой шумным и бессмысленным вечеринкам. Он начал ощущать вкус жизни “золотой молодежи”, почувствовал себя одним из тех, на кого остальные смотрят с восхищением и завистью. Коди, хоть и оставался частью их компании, теперь занимал место где-то на периферии. Он по-прежнему общался с ними, но теперь его связывала скорее дружба с Кэйси, чем с самим Логаном. Что-то важное было упущено, что-то сломалось безвозвратно, и склеить осколки было уже невозможно.

Коди резко вырвал его из пелены воспоминаний своим голосом. Он с нескрываемым азартом, с лукавыми искорками в глазах, предложил “тряхнуть стариной” на Дне Теодора Конте. Логан уловил в его предложении нечто большее, чем просто ностальгическое желание вспомнить молодость. Похоже, Коди надеялся хотя бы на один вечер повернуть время вспять, стереть все обиды и недомолвки, вернуться в те золотые времена, когда их дружба была настоящей. Когда они могли просто быть рядом, наслаждаясь каждой минутой, не оглядываясь на прошлое и не боясь будущего. Логан знал, что этот побег в прошлое не может длиться вечно, что скоро ему предстоит вернуться в Турцию, к своей реальной жизни. Но что, если на этот раз не сопротивляться? Что, если позволить себе насладиться этими мгновениями, пока они еще не исчезли безвозвратно?

“Ваши ставки: дождь, снег или саранча?” – в этом ироничном вопросе, произнесенном с нарочитой небрежностью, но с лукавым огоньком в глазах, словно из глубины памяти всплыли отголоски их давних шуток. Общих ритуалов, понятных лишь тем, кто входил в их тесный круг – своего рода секретный пароль, открывающий дверь в их общее прошлое. Логан сразу понял, что для Коди это больше, чем просто забавная игра. Это была проверка, своеобразный тест на “свой-чужой”, попытка нащупать ускользающую связь. Чтобы напомнить о том, что, несмотря на годы разлуки и все произошедшие перемены, между ними все еще есть нечто особенное, некая невидимая нить, которую стоит постараться не порвать окончательно.

Логан не мог не заметить, как переменилось лицо Коди, когда в дверях появился Кристофер. Привычная улыбка словно примерзла к губам, а в глазах мелькнула какая-то растерянность, даже испуг? Эта метаморфоза, произошедшая с его когда-то таким уверенным и беззаботным другом, почему-то обожгла его холодом. Ему было физически неприятно слушать властный тон Кристофера, видеть, как Коди съеживается под его взглядом. Все это выглядело фальшиво, неестественно, и это вызывало в Логане какое-то глухое раздражение, желание защитить Коди от этого наглого вторжения.

Он перехватил этот жалобный, почти отчаянный взгляд, которым Коди окинул его. Каким-то шестым чувством, словно старый радар, настроенный на частоту друга, Логан уловил этот немой призыв о помощи, и что-то внутри него взбунтовалось. Ему претило, как Кристофер обращается с Коди, словно тот – вещь, которой можно распоряжаться по своему усмотрению. Ему не нравилось видеть Коди таким подавленным и безвольным.

Ярость закипала внутри медленно, но, верно, словно цунами, набирающее силу в глубинах океана. Каждая клетка тела пульсировала желанием выплеснуть этот гнев на Кристофера, поставить его на место. Но Логан понимал, что импульсивная реакция только навредит Коди, сделает ситуацию еще более неловкой и напряженной.

Он поднялся с дивана резко, как выпущенная пружина, мгновенно заняв доминирующую позицию. Внутри него закипала ярость, готовая вырваться наружу, но внешне он оставался собран и хладнокровен. Его голос, обычно спокойный, в этот раз прозвучал неожиданно резко, словно удар хлыста, но при этом сохранил ледяную отстраненность.

— Коди, задержись. Пожалуйста.

В этой короткой фразе звучала не только настойчивая просьба. Что-то, что Коди должен был почувствовать нутром. Мелькнувшая в глазах Логана надежда тут же сменилась привычной маской ледяного спокойствия.

Затем он повернулся к доктору.

— Кристофер, — Логан слегка наклонил голову, изображая вежливость. — Будьте так добры, подождите Коди у машины снаружи.

В голосе Логана не было тепла, лишь ледяная вежливость, которая звучала опаснее любых угроз. Если бы он видел себя со стороны, то, возможно, испугался бы той силы, что внезапно проявилась в нем. Он не просил – устанавливал границы, и было ясно, что они будут соблюдены.

Как только дверь за Кристофером захлопнулась, Логан закрыл глаза и с шумом выпустил воздух из легких. Словно кто-то выключил рубильник, злость мгновенно схлынула, оставив после себя лишь опустошение и неловкость. Что вообще на него нашло? Это было глупо, импульсивно. Он не имел права на такую реакцию, он же больше даже не друг Коди, не его защитник. Он хотел защитить его, это правда, но кто он ему, в конце концов?

Он поднял взгляд и встретился с растерянным, почти ошеломленным взглядом Коди. Тот смотрел на него с широко раскрытыми глазами, словно впервые увидел его без маски. Стало ясно: Коди и не подозревал, что за фасадом спокойствия скрывается эта… темная глубина. В глазах Коди мелькнуло не только удивление, но и какое-то смутное, почти невинное восхищение? Может, ему это просто почудилось. Внутри Логана что-то дрогнуло, и на губах на мгновение появилась едва заметная улыбка. Но он тут же подавил эту эмоцию, не желая выдавать себя. “Как тебе новый я? ” – пронеслось в голове Логана.

— Прости, — едва слышно выдохнул Логан, ощущая, как подступает глухое раздражение на самого себя.

Он сделал шаг вперед, сокращая расстояние, и не отрывал взгляда от лица Коди.

— Я немного… не в себе. Чертовски вымотан перелетом, бессонной ночью и всеми этими… встречами.

Он запнулся, понимая, что сморозил глупость. Слово “встречи” повисло в воздухе, как невысказанное обвинение.

— Нет, нет, я не хотел сказать, что утомился от встречи с тобой, наоборот… Я рад, что мы встретились. Просто… этот день выдался каким-то… насыщенным. Столько всего навалилось разом.

Он выдавил из себя слабую, какую-то вымученную улыбку. Она получилась кривой и натянутой, но он надеялся, что Коди поймет его.

Внезапно словно очнувшись от наваждения, он резко развернулся и направился к дивану. Схватив открытую коробку с турецкими сладостями, он вернулся к Коди и вложил ее ему в руки.

— Жди.

В этом коротком слове заключался ответ на вопрос, который Коди задал ранее, и который все это время висел в воздухе: увидятся ли он с Логаном завтра? Глядя в эти глаза, полные какой-то щемящей, родной тоски, Логан понял, что не может ответить иначе.

В этот момент их пальцы случайно соприкоснулись на коробке, и между ними словно проскочила искра. Логан на мгновение замер, не торопясь убрать руку. Он словно проверял, насколько силен этот электрический заряд, сохранившийся между ними сквозь годы.

— Я буду, — закончил фразу Логан тихим, но твердым голосом, не отрывая взгляда от Коди.

Внутри Логана воцарилось странное умиротворение, словно после бури наступил штиль. Он знал наверняка: он должен быть здесь. Потому что, как бы он ни пытался бежать от прошлого, оно всегда настигнет его. И, возможно, это не так уж и плохо.